Солнце светит сквозь облака так ослепительно, что поневоле задумываешься, что всегда представлял себе его совершенно не таким. Ну, как мы в детстве солнышко рисовали – жёлтое, с прямыми острыми лучами и блатной лыбой. А что это тогда за багряно-кремовое безобразие посреди неба, да ещё и за иссиня-серыми облаками? Депрессивно, даже для столицы мира. Почему Нью-Йорк вообще «столицей мира» обозвали, из-за Манхеттэна что ли? Даже не смешно. Я провёл там ровно столько времени, чтобы с лёгкостью заявить, что ничего ни столичного, ни мирового в Нью-Йорке нет. А теперь я провожу место в кресле 14F рядом с каким-то жвачным америкосом. Я одолжил у него ручку – моя не писала, а графоманская натура так и прёт из-зо всех дыр. Все мы – и я, и америкос, и арабская семья слева от меня (кстати, невероятно испугался, увидев их на борту), и неровная чёрная тётя, и другие многочисленные персонажи ждём взлёта с последующим преземлением в Далласе после пятичасовой встряске среди морозного ветра, первой декабрьской пурги, сорокаминутном преземлении и частичной смене пассажиров в Чикаго, и прочей пост-осенней радости. Все мы, как завороженные, смотрим на сумасшедший солнечный диск, вращающийся вокруг своей оси со скоростью мира. Ещё они смотрят на мой радикальный прикид и на мою излюбленную майку, сравнивающую сегодняшнюю Америку с Германией 30-х годов. На красный ирокез все тоже смотрят с большим недоумением. Интересно, почему такое страшное количества обладателей донельзя тупых и занудных причёсок смотрят на меня как на врага народа только потому что мне больше по душе неординарность во всём, в том числе и во внешнем виде? Нет, всё-таки некоторых вещей я никогда не пойму. Не дорос ещё, видимо. Летим!

Я не видел маму уже чёрт знает сколько. Вернее, три месяца назад я уже летал к ней, но всего на три дня. И вообще, там вышла страшная глупость, и в жизни моей тогда было ужасно тяжёлое время, так что это не в счёт. Можно считать, что последний раз я видел её 19 марта. Три дня после моего совершеннолетия. В этот день я дособирал наконец чемоданы, не оглядываясь переступил порог родительского дома и уехал жить в Нью-Йорк. Техасская беспросветная тоска, выжженные знойным солнцем поля, безмозглое англо-саксонское быдло и всё осталльные атрибуты деревенской Америки разом сменились на безысходность и законы джунглей большого города, борьбу за выживание, и пелену сумасшедших событий. А теперь я лечу обратно. Туда, где едят гамбургеры, ездят на Фордах и живут по избитому сценарию до боли одинаковые туловища. Лечу, как вы понимаете, не на совсем. Там я должен получить школный диплом, водительские права, поработать немного, да и ещё одна причина имеется, почему мне на некоторое время лучше исчезнуть из Нью-Йорка. Скажем так, из-за любви к одному Человеку. И из-за любви других людей ко всё тому же Человеку. Все любят бедного Человека как умеют, а Человек не знает, куда от такой любви деваться. Про закон джунглей уже писал немногим выше, а если ещё прибавить к этоу знаменитую бруклинскую дедовщину среди русскоязычной эмиграции, то получится вообще самый класс. Ну, куда я и угодил. Запомните, сильнейший выживает всегда и везде. Тот, у кого больше прав и возможностей, всегда победит. На хитрую жопу всегда найдётся хуй с винтом. Каким бы умным и оригинальным ты сам себе не казался, твою личность могут растоптать страшными словами «право», «контроль» и «закон». Так вот, если у твой противник возымел верх над ситуацией, я могу тебе лишь посочувствовать. А когда родная мама говорит своей дочери что-то типа: «Выбирай, либо этот идиот без будущего – либо я, и вся твоя остальная любящая семейка», или, «Он говорит тебе что ты красивая без макияжа, потому что боится, что как только ты станешь нормальной девушкой и начнёшь красится, ты сразу же найдёшь себе нормального парня, а этого недоделка бросишь», то мне волей-неволей приходится уйти, хотя бы временно. Она ещё несовершеннолетняя, и 18 ей исполнится только через полтора года. Они пока ещё могут запретить нам быть вместе, но любить друг друга, уж извините, никак. В какой-то момент они даже сказали ей переселяться ко мне, но я вовремя понял, что это была лишь уловка чтобы посадить меня, и план быстренько отменили. А ещё они насильно покупают своей дочери розовую одежду, пихают в плейер мерзкий чёрный рэп, говорят с ней дома по-английски и пытаются ограничить круг её общения конкретными отморозками. Не понимают люди, что их дочь выше всей этой суеты, а человек, которого она любит и который любит её, хоть на чёрном Бумере и не катается, зато видит в отношениях чуть больше, чем секс по субботам и кино по воскресениям. И самое интересное, что они её действительно любят и хотят ей добра. Только это не моё добро, и тем более не её. Господи, нам ждать ещё целых полтора года. Мощная проверочка для отношений? А я её запросто пройду, вот увидите. Потому что я люблю свою Биану, а она любит меня.

Ближайшие два месяца я буду жить у своего техасского друга Артурки. Он меня примет. Он меня всегда принимал таким, какой я есть – вот и теперь примет. Он меня ещё в августе уговаривал у него остаться, но тогда ситуация с любимой была ещё не такой критической, и я не мог быть далеко от неё. У него там своя квартира, в самом центре Далласа. Круто звучит? Может и круто, а на самом деле это тоже посреди поля, только уже негритянского. Но квартирка по идее должна быть хорошая. Там вообще почти всё жильё хорошее и дешёвое, разве что стены картонные. Невольно возникает вопрос, почему если я еду к маме, я не могу жить у неё. Дело в том, что мама живёт не одна, а с горячо любимым муженьком Лёнечкой. С этим самым Лёнечкой я прожил в одном доме аж четыре с небольшим года, и можете мне поверить – он бесит меня ещё сильнее, чем я бешу его. Мы не просто не сходимся характерами, мы физически не можем уживаться в одном доме. Не смотря на то, что отношения с мамой у меня совершенно идеальные, Лёнечка не готов был потерпеть меня пару месяцев у себя дома. Вот и приходится проходить через всякий гемморой. А знаете за что он мне мстит, подобно злой собачонке? За то, что я его не уважал, пока жил с ним. А за что его интересно уважать? Может это я конечно чего-то в жизни не понимаю, но на семью из двух человек не нужен двухэтажный дом с тремя сортирами, а в четырёх комнатах не место семи DVD-плейерам. Человек может покупать себе сколько угодно машин, домов и DVD-плейеров, но если он заведомо был говном, говном он и останется. К тому же, у него есть такой интересный синдром как постоянная жажда контроля. Чувак реально пытается контролировать ВСЁ вокруг себя, и у него это, естественно, не получается. Доходит до того, что он начинает орать на меня за сгнившие за три недели на столе бананы (гениальнейшая фраза «Кто сгноил бананы?» до сих пор является одной из моих самых любимых), или указывать, когда и сколько я могу говорить по мобильнику, который не только я себе полностью оплачивал, но и приобрёл абсолютно независимо от него. Кстати, с этим мобильником такой цирк был... Меня мама первые три месяца вообще просила держать его дома на вибрации, чтобы Лёнечка не дай бог не увуидел и не развонялся. Блин, я тогда уже был здоровый 17-летний лоб-говнопанк. Уж не думаю, что для независимого пользования мобильником, это слишком маленький возраст. Если он сам прожил с мамой и папой до 33 лет, это ещё не значит, что все тоже должны быть такими. Я матери ещё в 14 лет сказал, что как только стану совершеннолетним, хрен вы меня здесь удидите. Если хочешь, живи с этим моральным уродом, но я этого делать не собираюсь. Она не поверила. Я сначала хотел уехать в Москву, но потом просто понял, что пока что это нереально. А теперь, когда у меня есть девушка, с которой у нас серьёзные планы на будущее, Москва временно отошла на второй план. Хотя из Америки я по-любому уеду как можно скорее, ибо терпеть этот повседневный западный фашизм уже совершенно не в моих силах. С другой стороны, после прослушивания несомненно величайшей композиции «Аты-баты», я всерьёз засомневался, что буду по-настоящему счастлив в стране, культура которой за какие-то 15 лет опустилась до юмора вокруг ширинки и слова «бля». Поживём-увидим, короче.

А провожали меня тоже очень интересно. Собралась компания: я, Света, Юля, Никита, пиво и травка. Последние двое травку не курили, и нам со Светой досталось больше. Я-то человек опытный, а вот Свету распёрло так, что она каталась по полу, выкрикивала в пустоту странные вещи, дралась сама с собой и с окружающими, и прыгала на чём угодно, кроме ног. Я проснулся утром и подумал, что пиздец. Наскоро собрался, захавал какое-то говнище, записал ещё толком не пришедшей в себя Свете пять мп3-дисков и поехал в аэропорт. Оставшуюся траву, коей было до хуя и больше, спрятал в отделение для батарейки в механическую зубную щётку. Вроде как не нашли. Я ещё с собой компьютер повёз, большой и неудобный. Сколько с ним мороки было, оёёё... Он на меня один раз даже упал, но я вовремя его поймал, ободрва себе веь вредней палец левой руки. Больно.

Ну я и испугался сейчас! Подходит ко мне короче стюардесса и спрашивает, если я Максим Федотов. Ну у меня какая первая реакция: подумал, что нашли траву. Терять уже нечего, говорю, что я. Оказалось, что они просто решили проверить, зашёл я на борт или нет, потому что у них произошёл какой-то сбой в системе. Нельзя меня так пугать.

А я сейчас высоко. Позади подо мной огромный злой город, три лучших друга и та, которую я искал всю жизнь. Впереди подо мной Техас и продолжение банкета. Синоптики обещали снег с гололёдом, а для южных регионов это вообще стихийное бедствие. Меня из аэропорта должна забирать мама, а у неё резина не шипованная. Ума не приложу, как мы доберёмся до Артурки через все эти мосты. А в Нью-Йорке много быдла. Около меня большое и пушистое облако. Темнеет.



(с) Хацко Поросюк, 30 ноября 2006, рейс Нью-Йорк – Даллас